В ПРОЗЕ

Хёлп (Петр Рубцов)

  Эпизод из жизни

  Из ненайденной рукописи

Хёлп (Петр Рубцов)

Эпизод из жизни

   Иван Кефиров – человек средних лет. Честный, впечатлительный и доверчивый. Живет в некоем городе и очень любит свою жену. Однажды вечером жена не пришла, а на утро позвонила и пьяным голосом сказала, что нашла себе другого, днем придет за вещами и вообще, прости–прощай. «Как же так, – подумал Иван. – Мы, мы же обещали любить друг друга до гробовой доски, а тут такое… Значит, вот какая она, гробовая доска».
   Жене своей он верил. Сказала, ушла, – значит ушла, жить без нее не представлялось возможным. Самоубийство претило внутренним устоям, что же делать? Как существовать дальше? И решил он пойти смерть искать. Так как день был будничный, то отправился он на работу.
   Надо добавить, что Иван – человек неконфликтный, никогда раньше не занимался такими глупостями, как поиски смерти. Работал в конторе, любил свою работу, боялся начальника, соблюдал дисциплину и не участвовал в самодеятельности.
   Сидя на рабочем месте и ловко управляясь со всевозможными бумажками, Иван размышлял о поисках смерти в данных обстоятельствах. И тут услышал спор сослуживцев: “Нести эту смету шефу смерти подобно!”, “И я не понесу, убьет ведь…” “Давайте я отнесу”, – откликнулся Иван. Изумленные сослуживцы отдали Ивану документы. Иван уверенно зашел в кабинет начальника и протянул смету – подпишите. Начальник сначала даже не опознал в вошедшем Кефирова, настолько убедителен тот был, а когда узнал, так растерялся от изменений, произошедших в своем подчиненном, что, не читая, подписал. Легко представить удивление коллег Кефирова, когда он вернулся с подписанной сметой.
   В течение дня поведение Кефирова ничем не отличалось от обычного, за исключением единственного случая, когда одна сотрудница сказала по поводу своей новой обуви (скорее всего, чтобы на обувь обратили внимание): «Проще сдохнуть, чем носить такие каблуки». Кефиров, не говоря ни слова, собрался и пошел в ближайший обувной магазин, где приобрел ботинки с нелепым каблуком.
   После работы Кефиров с супругой должен был пойти в цирк. Домой не хотелось, и отправился он на представление один. Иван скучал под эквилибристов, клоунов и жонглеров, но когда показывали львов и один из дрессировщиков, объявив смертельный номер, засунул голову в пасть льву, через несколько секунд вынул и поклонился публике, Иван поднялся, перелез через заграждение и… тоже засунул голову в пасть льва. На сцене все онемели от изумления, а Иван… грустно вздохнул, вынул голову и под шквал аплодисментов побрел на свое место.
   Уже поздно вечером к Кефирову, с трудом передвигающемуся в своих новых башмаках, пристали хулиганы. Шесть верзил окружили хмурого, усталого Ивана. “Сам сдохнешь или помочь?” – мрачно пошутил один. “Помочь”, – обрадовался Иван (ну, наконец, свершилось). Хулиганы опешили. “Да, помогите, пожалуйста”, – радовался все больше и больше Кефиров. Хулиганы поспешили ретироваться, что-то бормоча под нос, а Кефиров, сутулясь, побрел дальше.
   Дома его ждала жена с вкусным ужином и просьбами о прощении. Кефиров простил: он очень любил свою жену и всегда ей верил.
   Все пошло своим чередом, как и прежде. Иван оставался таким же неконфликтным и дисциплинированным. Только иногда в его походке, голосе и взгляде появлялось такое, что заставляло начальника здороваться с ним за руку, а, скажем, пьяниц – не мочиться на стену в его присутствии. Да и женушка опасается ещё раз загулять.

НАВЕРХ

Из ненайденной рукописи

   Однажды утром, посмотрев в зеркало, сильно удивился. Отражалось не мое лицо. Оно было похоже, бесспорно похоже на мое, но это не я так удивленно смотрел на себя. Мое лицо, насколько я помню, интеллигентнее, красивее и, не побоюсь этого слова, одухотвореннее. Но дальше – больше: эти красные руки, эта нелепая рубашка, а главное, глупые и чужие мысли оккупировали голову. Испугавшись, я все же по привычке продолжил процесс умывания. Мыло попало в глаза и щипало не меня, но больно.
   Выходя на кухню, понимаю: вот сейчас все откроется. Меня (вернее, не меня) выгонят. А тут мысль из оккупировавших голову: “Хорошо, что штукарь от жены заныкал”. Мысль, откуда такой ужасный жаргон? А вот моя (или не моя?) дочурка. Увидит незнакомого дядьку, испугается, заорет во всю мощь семилетнего организма… Нет, заерзала, уронила на пол блюдце, быстро спрятала конфету в карман и – “Привет, пап”. Перепутала! Маленькая, ненаглядненькая, как же ты так обозналась! И тут мой рот открывается: “Руки-крюки! Вечно все роняешь!” Это я… как же я так… дочурочке… И мысль (из оккупантов): “Сегодня пятница, надо пива взять, креветок и под футбол оттянуться”. Боже… Дочурка лепечет чего-то там в оправдание. “Смотри у меня”, – говорю. Сажусь и пью чай.
   Слышу, жена по коридору к кухне проходит. Ну, сейчас точно все раскроется. “Ты хлеб купи и колбасы, лучше сырокопченой”. Милая, и ты меня не узнаешь, вернее, узнаешь не меня. “Еще в сберкассу зайди. За квартиру уплатить надо”. “Угу”, – встаю из-за стола, иду к двери. Одна только теща заподозрила что-то неладное и как-то по-особому зло посмотрела на меня, когда мы чуть не столкнулись в прихожей.
   Странно, вместо того чтобы пройти пешком две остановки по еще не загазованному городу, я залез в автобус, ловким движением оттеснив тетку в клетчатом берете, и вышел счастливым: кондукторша не успела добраться до меня. Счастливым не от сэкономленных денег, а оттого, что на халяву проехал. И все это я… Бред какой-то.
   На работе точно все откроется. Когда вместо меня этот “не я”… Хотя бы знать, что входит в мои обязанности…
   Время подходило к обеду, а чем я должен заниматься, оставалось загадкой. Даже приблизительно не понял. Подписывал какие-то документы, отправлял на подпись другие, разгадывал кроссворд. Раз десять ходил за компанию в курилку. Улыбался скучным анекдотам, с важным видом нес полную ахинею о малоизвестных вещах. Зачем?
   Рабочий день близился к концу, а напряжение внутри нарастало. Даже стал чувствовать стук своего сердца. Юношеское ощущение себя частью того бессилия, которое стремится делать добро, а вечно попадает впросак, заменилось нежеланием что-либо делать вообще и умением не попадать впросак. Бред! Бред! Бред!
   Опять писал какие-то служебные письма и отвечал на адресованные мне. Опять – за компанию в курилку. Сердце, как бешеный крот, тычется в бетонный настил. Слышь, кротяра, зачем тебе наружу? От напряжения даже кровь носом пошла. “Не жалеешь, Андрей Сергеевич, себя. Совсем сгораешь на работе”. Заботливые сослуживцы… “Ну ничего, скоро отпуск. Отдохнешь, Андрей Сергеевич. И к тому же вечером “наши” играют, а завтра – выходной”.
   Господи, скорее домой, к дочурочке. Вырваться из лабиринта комнат и бумаг. Под дождь. Быстренько-быстренько. Прошмыгнуть мимо размалеванных витрин, лавируя между луж, и – к дочурочке…

           [два абзаца неразборчиво]

   Вечером, после пива с креветками, это странное ощущение “не себя” притупилось, а после поллитровки с соседом вообще исчезло. Наутро, правда, болела голова, но все было как обычно.